«Эта подлая жизнь не раз и не два
Окунала меня в кровищу лицом.
Потому я давно не верю в слова,
И особенно – в сказки со счастливым концом»
© Мария Семёнова

«И зачем мне, право, моя душа?»
© Мельница – Рапунцель

Он всегда был для всех типичным американцем – активным, чуть взбалмошенным, и идущим по жизни с улыбкой. И мало кто знал, что, вернувшись в свою квартиру, он устало прислонялся к запертой им самим двери, закрывал глаза, а с лица его постепенно исчезало, будто смываясь невидимой губкой, открытое и радостное выражение.
Для тех, с кем он вынужден был общаться ежедневно, Кервен был всего лишь милым, возможно, чуточку надоедливым, безработным юношей. В сущности, мало кто знал, что двенадцать лет назад у него было другое имя и другая жизнь. И уж тем более никто не знал, что за прошедшую дюжину лет он совсем не изменился внешне – Кервен старался не вступать ни с кем в длительные отношения.
Это было непросто – скрывать свои искренние чувства – в основном недовольство и призрение – от основной массы людей. Приходилось лгать, улыбаться и смеяться над глупыми шутками. Пытаться быть на виду у всех, чтобы не вызывать абсолютно никакого подозрения – и в то же время стараться сделать всё возможное, чтобы его ни в коем случае не запомнили. В наш, 21, век, изменить внешность оказалось очень, возможно, даже слишком, легко – подстричься, перекрасить волосы из светло-пепельных, с карамельным оттенком, в тёмно-золотистые, купить цветные линзы, сменившие цвет глаз со светло-алого на прозрачный цвет морской волны, одеть очки, сменить стиль одежды, манеру поведения…
А прятаться было отчего. Даже не потому, что у него был дар, который Кервен открыл в себе двенадцать лет назад, хотя это, безусловно, была довольно веская причина.

«Вереска волны, печальны холмы…
Что впереди… Лишь дорога, дорога…
Скоро пройдём через двери зимы –
вдруг и совсем не заметив порога»
© Мельница - Вереск

Но начнём по порядку. Кервен Рига, а ранее – Николай Миллер, появился на свет снежным пасмурным мартом в одном из городских больниц Калининграда. Была весна тысяча девятьсот восьмидесятого года.
С самого детства Николай проявлял большой интерес к истории Европы, в особенности Германии, Австрии и Пруссии. Его детской мечтой, одной из тех, которой никогда не суждено было сбыться, было возрождение Пруссии как государства и возвращение ей былой славы и могущества. Но эта мечта вызвала столь резкий и отрицательный отклик не только у приятелей, но и у родителей, что мальчику оставалось только замолчать и больше никогда не касаться этой темы. Несмотря на то, что отец Николая был немцем, он никогда не испытывал любви к своей родине и даже презирал её, а вместе с тем и боялся – боялся возвращения к власти фашистов. И старался вызывать те же качества и у своего сына, но, как оказалось, бесполезно. Несмотря на все уговоры, угрозы, даже побои, Николай не собирался изменять свои интересы и «поворачиваться в сторону России».
Мальчик рос отнюдь не тихим. Он умел находить друзей и врагов и зачастую оказывался душой почти любой компании. Разумеется, он давно понял, что не стоит являть всем на обозрение свои истинные мечты и надежды, предпочитая притворяться тем, кем он на самом деле не был – яростным патриотом СССР. Николай рос умным, способным ребёнком, и учителя на него почти не жаловались. Ему пророчили славное будущее – возможно, врача или инженера.
Но Николаю были не по душе предлагаемые профессии. Ему хотелось чего-то более азартного, энергичного, опасного, чем скучное будущее по правилам.

«Есть такие дороги – назад не ведут»
© Мельница – Лента в волосах

Четырнадцать лет – возраст странный. В это время, как правило, происходят многие вещи, важные для развития личности. В это время важно не допустить дурного влияния со стороны.
Родители – хмурый и вечно недовольный отец и тихая, милая мать – на этот раз перестарались. Установленный тотальный контроль над ним Николаю не только не нравился, но и заставлял проявлять больше своеволия, чем обычно. Ему была противна мысль, что отец и мать, «начитавшись дурацких книжек», усиленно подгоняют его под копирку, начисто лишая индивидуальности и вообще не советуясь с ним и не пытаясь ему чего-то объяснить.
И в свой пятнадцатый день рождения он сбежал из дома. Побег был неподготовленным, поспешным – но, как ни странно, удался. Перед молодым юношей, как ему тогда казалось, открылся весь мир. Он остался в Калининграде, который упорно именовал про себя Кенигсбергом, но его так и не нашли – ни родители, ни милиция. Возможно, потому, что Николай, проявив тогда максимализм и стремление добиться своей цели с присущей ему любовью к риску, присоединился  к одной из преступных группировок.
Нельзя сказать, что это было лёгкое существование. Пришлось отбросить многое и научиться тоже многому, прежде чем пришло время жить наравне с другими. Лёгкий, стройный юноша, возможно, и подошёл бы на роль «приманки», если бы не его внешность – слишком запоминающаяся. Довольно бледная кожа, светлые, почти белые, с неясным карамельным оттенком волосы и алые глаза – как кровь.
Николай думал, что, живя с этими людьми, объявленными вне закона, он уже знает всё об этой стороне жизни. Как оказалось – не всё. Когда его впервые взяли «на ходку», заставив одеть шапку и очки с тёмными стёклами, юноша вдруг понял, что ничего он на самом деле не понял и был не готов к тому, что произойдёт. Там была кровь – но к крови Ник привык. Хуже был запах – тошнотворно-сладкий, и вид тела со вспоротым животом. Нет, он не упал в обморок, хотя был близок к этому, и не убежал – хотя ему очень, очень хотелось это сделать – особенно когда поймали одного из работников магазина, случайно подвернувшегося под руку, и стали пытать – просто так, чтобы показать онемевшим от ужаса невольным «зрителям» свою силу.
Через три дня после ходки их поймали – милиция была расторопна и полна решимости наказать убийц и насильников. Лишь немногим из банды удалось вырваться из кольца облавы – и среди счастливчиков оказался и Николай.
В качестве напоминания об этой жизни у него осталось прозвище «Снежок» и татуировка, сделанная когда-то чьей-то (он уже не помнит, чьей) умелой рукой – прусский орёл, распахнувший крылья от правого бока до левого – почти во всю спину, от копчика до лопаток.

«До свидания, чуждый странник,
До свидания в мире третьем.
Махаоны летят на запад,
Если дует с востока ветер»
© Мельница – Опасное лето

Он решил вновь вернуться к мирной жизни, хоть это было и нелегко. Школу он так и не закончил, хотя весьма обширные познания в нескольких областях – в частности, химии, физике и математике, - у него имелись. В институт Николай поступать не только не мог, но и не хотел. Ему было семнадцать и он думал тогда, что наличие образования – вовсе не самый главный фактор.
Он ошибался. В попытках найти работу и жильё он обошёл почти весь город, но единственное предложение по трудоустройству юноша получил от казавшегося милым старичка – предложение поработать стриптизером.
«Ну и чёрт с ними», - подумал Николай и вновь вернулся к той жизни, от которой совсем недавно ушёл. Только вот на этот раз он не стал вступать в банду, а решил заняться более доходным делом. И это дело нашлось с фактически первой попытки.
Наёмному убийце не нужен был диплом об образовании – от него требовалось только умение и мастерство. Умение у юноши было, хотя, конечно, его следовало развивать, а мастерство, как правило, приходит со временем.
Три года пролетели быстро, возможно, даже слишком быстро – кровь на руках, постоянные переезды, отвращение и вполне обоснованный страх в глазах «работодателей»… Он постепенно набирал вес в обществе и создавал себе надлежащую репутацию. Николай Миллер, известный в узких кругах как Снежок, стал одним из самых молодых киллеров в истории русских криминальных хроник. Он был удачлив, возможно, слишком удачлив – и ни разу не попался операм, уже отчаявшихся поймать его.
Двадцать лет. В какой-то мере – юбилей. Он решил посвятить день своего рождения себе, хотя и понимал, что расслабляться не стоило. Несмотря на довольно развитую интуицию, Николай так и не смог предугадать, что с ним случится в этот день – и потому отправился в ресторан, планируя насладиться приятным обедом…

«То ли даль, то ли высь, то ли смерть»
© Мельница – Господин Горных Дорог

…

Он не умел водить машину, да, собственно говоря, и никогда не горел желанием научиться это делать. По правде говоря, ему совсем не нравились автомобили, автобусы и прочие средства передвижения, ставшие столь популярными в двадцатый век. И, судя по всему, в двадцать первом они не намеревались сдавать позиций.
Так или иначе, но Николай пошёл пешком. Это доставляло ему наслаждение – идти по мостовой, вдыхать грудью свежий воздух (он всегда выбирал путь вдали от автомагистралей), смотреть на небо и понимать, что жизнь продолжается. Да, жизнь продолжается – и ей, жизни, совершенно всё равно, сколько людей погибли, погибают и погибнут на Земле. Она намеревалась продолжиться любой ценой.
Он слегка улыбнулся, увидев девочку лет пяти, играющую с котёнком на лавочке. Улыбнулся, увидев непокорные рыжие кудряшки, смеющиеся зелёные – невероятно зелёные – глаза… и вдруг вспомнил, совершенно неожиданно для себя, относительно недавний «заказ». Заказ на ребёнка. На девочку, может быть, ровесницу этой беззаботной малышки. Вспомнил, как она доверчиво улыбнулась ему, как обнимала за шею, веря, что он приведёт её домой, к маме... И вспомнил невероятное удивление на её чуть кругловатом личике, когда она смотрела на свою грудь, по которой медленно расплывалось алое пятно…
Николай вдруг зажмурился от внезапно нахлынувшего страха. Нетвердым шагом он дошёл до скамейки и опустился на неё, запустив пальцы в волосы и пытаясь восстановить внезапно пресекшееся дыхание. А вокруг ходили, куда-то спешили, о чём-то говорили, отчего-то смеялись, люди. И отчего-то ему стало грустно-грустно – возможно, из-за осознания, что он никогда не станет таким же, как они. Не сможет так же беззаботно радоваться жизни и огорчаться привычным горестям. Но горевать по упущенным возможностям было глупо. Он сам определили своё будущее – ещё пять лет назад.
Он встал со скамейки и потянулся, словно желая доказать себе, что он жив и полон сил жить дальше.
- Какой красивый… - раздался вздох откуда-то из области его колен, и Николай машинально опустил глаза вниз, чтобы встретиться взглядом с той самой девочкой, игравшей с котёнком. Сейчас она стояла возле него, запрокинув голову, а котёнок болтался у неё на руках, недовольно дёргая ушками. Заметив, что он посмотрел на неё, девочка зарделась и снова повторила, на этот раз чуть тише: - Красивый…
- Я? – он сам поразился тому, насколько хрипло прозвучал его голос. Николай присел на корточки, чтобы оказаться лицом к лицу с этой девочкой, напомнившей ему о чём-то дальнем и земном, о том, что никогда не случится с ним.
Девочка отпустила котёнка и тот с лёгким писком упал на мостовую, приземлившись на лапки. Она протянула ручку, её по-детски пухлую, и провела, чуть смущаясь, пальцами по гладкой щеке Николая.
- Да… очень красивый.
- Ну что ты… ты гораздо красивее, - вот и всё, что смог ответить Миллер внезапно пересохшими губами. Он уже успел забыть о цели своей прогулки, - сейчас для него существовала только эта девочка.
Она засмеялась… и тут же где-то неподалёку закричала женщина, потом другая. Ещё не совсем понимая, что происходит, Николай повернул голову. Девочка, поспешно отдёрнув руку, сделала то же самое…
Он не помнит уже, что заставило его оттолкнуть ребёнка так, что она отлетела и ударилась спиной о камни, впрочем, быстро встала, - он успел заметить, как блеснули слёзы на её глазах. А в следующее мгновение всё поглотила мгла.

- Господи, господи, господибожемой… - причитал кто-то, казалось, над самым его ухом. Голос был негромкий, но на удивление раздражительным, и Николай хотел поморщиться, но ему это не удалось.
- Этого не должно было случиться… куда смотрит милиция… проклятые угонщики… бедный мальчик, совсем молоденький… вам повезло, что ваша дочь осталась жива… - он улавливал лишь отдельные слова, даже не особенно вникая в их смысл, просто слушал, потому что хотел слышать хоть что-то. Несколько минут назад он был уверен, что навсегда останется в той тёмной и холодной мрачной тишине, обволакивавшей его тело мягким и страшным коконом. Звук человеческой речи был для него сейчас подобен глотку воды для умирающего от жажды.
Хотя темнота никуда не делась. Только вот сейчас к неё прибавилась боль – острая боль, пронзавшая ноги. Он сделал над собой усилие и открыл глаза.
Яркий солнечный свет и тень, заслонявшие его. Чьи-то глаза, полные ужаса; у кого-то на лице и руках была кровь. Он вдруг понял с пугающей ясностью, что это была его кровь. Но что произошло и почему так нестерпимо больно?..
Словно в ответ на его невысказанный вопрос кто-то произнёс:
- Машину угнали, но не справились с управлением… скатилась с горки… наехала на молодого человека… перерезало ноги… преступники будут наказаны… - и Николай ощутил, как стало холодно. Март не радовал людей тёплой погодой, но
Этот холод не имел ничего общего с привычным весенним холодом. Перерезало ноги?..
Он со стоном закрыл глаза, и тут же почувствовал, как к нему повернулось несколько людей.
- Живой!..
Он бы предпочёл оказаться мёртвым.
Его хотели поднять и куда-то нести, но кто-то твёрдым голосом сказал, что этого делать не следует, что лучше дождаться «Скорой Помощи»…
Николай вдруг ощутил чьё-то ласковое прикосновение к щеке, и, открыв глаза, увидел склонившуюся над ним девочку – ту самую. В её зелёных глазах застыли страх и беспокойство, которого он, кажется, никогда не видел… во всяком случае, не видел, чтобы боялись за него.
И эти зелёные глаза были последним, что он увидел в своей жизни.
Прибывшие врачи «Скорой Помощи» не успели его спасти – он умер от кровопотери и нанесённых повреждений.

…

«Где же сердце твоё – серебряный бубенец?»
© Мельница – Чужой

Он погиб – чтобы внезапно осознать, что, несмотря на то, что его сердце не бьётся, он вполне может существовать. Очнувшись в морге, Николай с удивлением осмотрел себя – ни царапинки не осталось, напоминавшей бы ему о его смерти. Он чувствовал, что дышит скорее по давней привычке, потому что крови не было, а кожа была холодной, очень холодной, такой, какой не бывает у живых людей.
Живой мертвец – существо, про которое писали, пишут и напишут множество книг, литературных и вполне научных. Николай всегда считал это чем-то из области фантастики – и вдруг стал этим самым существом.
Он смутно помнил, как выбрался из морга и оказался в своей съёмной квартире. Хотелось пить, но вода не утолила жажду, а только усилила.
И внезапно с какой-то отстраненностью он понял, что, для того, чтобы не погибнуть – на этот раз уже навсегда – ему нужна будет кровь. Человеческая. Кровь, которая заменит ему его собственную, потерянную… когда? Час, день назад?
Новая жизнь… Точнее, не-жизнь. И не совсем новая. Точно такая же, только с новыми возможностями.

Ему не хотелось, чтобы его искали. И уж тем более – чтобы его нашли. Конечно, вряд ли кому-то придёт в голову связать погибшего в парке юношу и наёмного убийцу по кличке Снежок – но лучше перестраховаться. Поэтому он вернулся в морг, нашёл там «нужного человека» и в доступных словах объяснил тому, что он с ним сделает, если слух о его «чудесном» воскресении просочится сквозь стены этого здания. О, он умел угрожать – не так, как это делали большинство бандитов. Не с ножом у горла жертвы, а с лёгкой улыбкой на лице и тихим, но чётким голосом, спокойным тоном, словно обсуждая погоду… и лёгкой искрой в глазах, сообщавшей собеседнику, что это – не просто слова.
И он уехал. Уехал из города, к которому уже успел привязаться своей душой, и из страны, которую никогда не любил. Уехал под другим именем, оставив Николая Миллера мёртвым в Калининграде.

«В наших зрачках – острые грани вечного льда,
А на клыках – свежею кровью пахнет вода»
© Мельница – На Север

В юношестве он был чуть выше среднего роста – около восьмидесяти трёх сантиметров, а к двадцати годам ненамного вырос. Собственно говоря, он почти не изменился, - остались и лёгкость строения, и тонкие, чуть резковатые, черты лица, и непринуждённая грация движений. Только вот кот всему этому добавилась какая-то настороженность, словно в попавшего под облаву волка – лицо его, раньше живое, теперь редко выказывает его истинные эмоции. Зачастую его тонкие брови вразлёт безмятежно приподняты, на тонких губах играет лёгкая улыбка, впрочем, не обнажающая белые зубы – чтобы не шокировать окружающих более длинными, чем обычно, верхними клыками. В движениях появилась внутренняя угроза уверенного в себе человека, которому ничего не стоит пойти на всё – даже на убийство. Особенно на убийство. Но в последнее время Николай – точнее, теперь уже Кервен, - скрывает своё истинное «я», притворяясь молодым студентом из Америки, подрабатывающим в цветочном магазине. Для него, никогда в жизни не бывшим беззаботным и весёлым, оказалось нелегко изображать из себя такого человека. Но он старался – и ему поверили. Нарочитая неловкость и порывистость движений зачастую вызывало раздражение не только у собеседников, но и у самого Николая.
Он покрасил волосы – из светлых, почти белых, они стали тёмно-золотистыми, и вставил линзы, отчего красные глаза приобрели прозрачный оттенок морской волны. Одел очки, преобразившие его лицо, натянул мешковатый свитер и джинсы. И из Снежка стал просто молодым человеком. Но ему это не нравится. Не нравится притворяться вот так.

Ему хочется быть самим собой. Хочется стереть с лица глупую улыбку и вернуть на него безмятежное, может, лишь чуть-чуть настороженно выражение, смыть с волос краску, вынуть линзы и снять очки. Переодеться в чёрные брюки и белую рубашку, завязать галстук и накинуть на плечи пиджак, сменить кроссовки на удобные туфли. Привычным движением нащупать подмышкой рукоять пистолета, удостовериться, что узкое лезвие кинжала всё так же легко соскальзывает в узкую ладонь, приятно холодя кожу.
Но – нельзя. Не сейчас. Но – скоро. Совсем скоро.

«Стань моей душою, птица, дай на время ветер в крылья,
Каждую ночь полёт мне снится – холодные фьорды, миля за милей»
© Мельница – Королевна

Дар
Бессмертие и вечная молодость погибшего двенадцать лет назад тела. Для сохранения необходима кровь – человеческая, и чем больше, тем лучше.

Способности
Николай вполне самодостаточен и умеет сам позаботиться о себе. Он привык содержать своё место жительства – любое – в идеальном порядке, при котором каждая вещь лежит на своём месте. Он умеет мыть, стирать, убирать, гладить и весьма неплохо готовит.
Из гуманитарных наук его занимала только история, в основном же Николай отдавал предпочтение точным наукам – математике, физике. Его знания в области химии ограничиваются умением составлять яды и изготавливать противоядия.
Он нашёл время, чтобы выучить английский – сам, с учебниками, поэтому в его речи имеет место довольно сильный акцент. Русский – его родной язык, им он владеет более чем свободно. Немецкому Николая научил его отец, и для него этот язык стал почти таким же родным, как и русский.
Он неплохо стреляет, но всё же не снайпер – в одном случае из пяти он промахнётся. По правде говоря, Николай отдаёт предпочтение холодному оружию – оно более тихое и больше ему подходит, чем огнестрельное. Но всё же Миллер владеет и тем, и другим – хотя есть ещё и третье, к которому он прибегает редко. Яд, на его взгляд, это слишком банально.
У него хорошая память – ему достаточно перечитать написанное один-два раза, чтобы буквы врезались ему в память. К сожалению, он запоминает только то, что, по его мнению, является важным для него.

Дополнительно.
Имя, полученное при рождении - Николай Миллер
Имя, используемое на данный момент - Кервен Рига
Прозвище - Снежок
Возраст - 32 года (биологический)
Дата рождения - 12.03.1980
Место рождения - Россия, г.Калининград
Пол - мужской
Рост - 184 см.
Вес - 87 кг.
Цвет кожи - бледный
Цвет волос - белый,  с оттенком карамели
Цвет глаз - красный
Род занятий - наёмный убийца
Национальность - наполовину немец, наполовину русский